|
Я ехал
на трамвае в
морг, была
библейская
жара и я
никак
понять не
мог – где та,
которая
жила? Что
где-то быть
она должна, я знал,
не зная, где
она, та, что
вчера еще
была по эту
сторону
жерла. Витало
что-то надо
мной, я думал –
тополиный
пух, а это
некто
неземной тревожил
мой
смятенный
слух. Я
твёрдо знал,
что я умру и этим
самым нос
утру тому,
кто шепчет:
"...в никуда ничто
не сгинет
без следа, никто
не канет в
никуда..." Матерьялист,
впадая в
транс, бубнил
я: нонсенс,
ерунда! – и
смертной
головою
тряс. И так
общались мы,
пока шли над
трамваем
облака, гудроном
пахло и
травой нагретой,
молодой,
живой. Всем
этим
умиротворён, я ехал
вещи
получать, на
документ
для похорон поставить
подпись и
печать. Мне
скорбно
вынесли её пальто,
и платье, и
бельё, и я
тогда
увидеть
смог существования
итог. Я
расписался
за тряпьё, и это
было свыше
сил, и у Того,
Кто взял её, я слёз
целительных
просил, но не
нашлось ни
слёз, ни слов, которым
внять я был
готов, чтобы
смутили
душу мне в
астральной
синей
глубине. 1979 |