Над белой
галькой
мечутся
стрекозы, их лица
безволосы и
безносы, их руки не
отбрасывают
тени, как будто
лепестки
ночных
растений. А море
задремавшее
— зловеще когтистой
лапой в
побережье
плещет, глаза
кошачьи в
белой пене
пряча, оно к прыжку
готовится
незряче. И солнце
затаившееся
тоже рассеянно
следит за
нежной
кожей, в
протуберанцах-шприцах
разогрета инъекция из
ультрафиолета. Грядущее
лениво
пасть
разинет — и ангел
смерти с
ликом
стрекозиным, и яд ожога, и
удар прибоя вонзятся в
безмятежное,
живое. На будущее
глядя без
опаски, ты не
поймёшь
смертельной
этой ласки, а там —
пойдёшь
мотаться по
трамваям, уже собой
почти
неузнаваем. 1986 |