[стихи и эссе] [предыдущий отрывок]
Если раньше для адекватного восприятия читателю необходимо было знание источников цитат и аллюзий – и такое знание было достижимым, то сегодня это и невозможно, и не необходимо – автор всегда может разыграть такой набор, который окажется не по зубам даже квалифицированному партнеру. Из пародии на высокий модерн ушло чувство юмора, а пародирование графомании настолько приблизилось к оригиналу, что слилось с ним. Чем сокрушаться по поводу глобального плагиата и графомании, скажем лучше о «смерти автора».
Неслыханное и невиданное ранее информационное изобилие привело к тому, что восприятие рядового потребителя не поспевает за темпами развития языка того или иного вида искусства. В том, что касается современного академического искусства, этот рядовой потребитель не имеет более собственной шкалы оценок. Еще тридцать-сорок лет назад его оценки могли быть верными или неверными, проницательными или нелепыми, но он считал их своими. Он относился к себе с доверием. Ему могло быть интересно или скучно, но он хотя бы знал, почему ему интересно или скучно. Сегодня ему скучно от непонимания, и хотя он знает, что ничего не понимает, но соображения престижности не позволяют ему сделать это признание. Такая ситуация открывает шарлатанам от культуры ничем не ограниченную возможность морочить голову растерявшемуся потребителю. Звание Художника имеет в обществе статус, не соответствующий реальному положению дел. Многие из тех, кто сегодня претендует на звание Художника, являются рантье, живут на не ими самими нажитый моральный капитал. Не имеющий собственного суждения потребитель с одной стороны, и шарлатан от искусства с другой, создают заколдованный круг, разорвать который можно только целенаправленными образовательными, то есть «авторитарно-репрессивными», «недемократическими» усилиями. Как быть?
Второе явление, также обозначенное словом «постмодернизм», – это диффузное взаимопроникновение фундаментальной культуры и поп-культуры. Это явление настолько непохоже на предыдущее, что его следовало бы назвать «пост-постмодернизмом». Здесь диктатором является потребитель. И если Джойс или Малер коллажируют коммерческую культуру, пользуются ею как знаком, тогда как основной их материей остается высокое искусство, то «пост-постмодерн» проникся коммерческой культурой настолько, что граница между «знаком» и «мясом» стала неочевидной. Да, эта культура демократична, но демократия не всегда безобидна. Недавняя европейская история показала, как демократия, не захотевшая или не сумевшая защититься от себя самой, превратилась в самоубийцу. Это может произойти в том числе и тогда, когда демократия преобразуется в охлократию, не будучи так называемой из страха перед нарушением политкорректности.
Возвращаясь к началу, можно говорить не только о кризисе восприятия, но и о культурном кризисе хотя бы в том смысле, который вложен в уже приведенную рабочую дефиницию: «культурный кризис – это когда прежний созидательный процесс более невозможен, а новый процесс несозидателен». Можно спорить о том, созидателен ли постмодернизм, но если он несозидателен в прежнем понимании культурного строительства, то имеет место кризис прежнего понимания культурного строительства. Возможно ли сегодня созидательное искусство? Это зависит не от намерений производителей, но от потребностей воспринимающей публики. Возможно ли формирование этих потребностей без хотя бы и неявного, но насилия? Индустрия поп-культуры делает это уже давно. Тем же занимается и обычный бизнес, предлагая, например, в супермаркетах бесплатную дегустацию, хотя всем известно, где именно сыр бывает бесплатным.
Здесь я перехожу к практической идее. Благодаря новым возможностям сохранения информации и получения ее в любой желаемый момент, все оказалось «в одной кастрюле»: старое и новое искусство, различные национальные явления и поп-культура. У этого, конечно, есть своя положительная сторона, а именно расширение выбора, однако оно сопровождается болезненным ощущением утраты ориентиров. В результате возникает всеобщая ностальгия по понятной и уютной культуре прошлого. Даже в рекламе различные продукты – от мыла до мороженного – получают название «классических». В сознании потребителя господствует представление о классике как о том, что выдержало испытание временем и стало непреходящей ценностью. Парадокс заключается в том, что и само слово «классика», и даже классическое наследие принадлежат сегодня тоже поп-культуре. И тем не менее, даже девальвировавшись, это слово все еще сохраняет значительную ценность.
В предлагаемом здесь понятии «Новая классика» объединяются проверенное и надежное с идеей новаторского и в то же время - Immer-Gegenwart, «Вечно-Сегодняшнего» (Томас Манн о классике). Новая классика – это такое культурное новое, которое само долго живет и в состоянии дать жизнь новому. Таким образом, это культурные явления, возникшие примерно в последние 80 лет, до сего дня жизнеспособные и значимые для возникновения новых культурных ценностей (понятие «klassische Moderne» означает, как известно, нечто иное). Срок в 80 лет – это примерный срок человеческой жизни. Новая классика остается новой до тех пор, пока, образно говоря, жив последний человек, для которого она была новым искусством и для которого это искусство все еще живо. Через 80 лет из Новой классики в общепринятую Классику перейдут те культурные явления, что, родившись в момент прочтения вами этих строк, сумеют доказать свою жизнеспособность.
Граница в 80 лет находится в постоянном движении в будущее, т.е. Новая классика существовала всегда. Здесь не обсуждается вопрос, что именно следует считать классическим и кто это решает. Многое из «высокого» постмодерна, а также, возможно, из пограничной области между постмодерном и «пост-постмодерном» уже тоже принадлежит этому явлению. Резонно предположить, что потребитель был бы рад обнаружить в сегодняшнем океане культурных ценностей некий надежный остров, например, в форме «фестиваля фестивалей» различных искусств и гуманитарных наук, на котором можно было бы окинуть единым взором лучшее из созданного совсем недавно и имеющее перспективу.
Есть в этом и нравственный аспект, как ни противно заниматься морализаторством. Постмодернизм равнодушен к культурно-историческому процессу, последний для него только источник стройматериала. В современной философии рассматриваются две возможности для становления нравственной личности: это либо общение с другой нравственной личностью, либо ощущение личной причастности к культурно-историческому процессу. Тотальному «Nein» следует хотя бы попытаться противопоставить альтернативное «Doch». В конце концов, постмодерн – это не чей-то злой умысел, но всего лишь честная реакция homo consumens на цинизм современной истории и нехватку времени для культурной ориентации.